МИГЕЛЬ

...В городе было холодно. Моросил ноябрьский дождь. Серое небо давило 
безысходностью... 
     «Кто ж еще пишет такие книги? Скука... Дерьмовый стандарт! Блин, я, 
кажется, начинаю злиться! Неужели еще есть такие слепые, глупые идиоты? 
Ну ладно, хватит... Разорвать бы эту тупую книгу, сжечь... Черт, что же 
со мной делает этот мир?» — раздражался Мигелито. 
     Он в отчаянии отшвырнул от себя ненавистную книгу, уткнулся лицом в 
пол и начал энергично и шумно дышать. Он отводил душу. Стало чуть легче, 
и Миг встал. 
     Он пошел в ванную, потому что ему жутко захотелось полежать в горячей 
воде и расслабиться. В ванной он долго мучался с краном: никак не мог 
настроить воду по своему желанию. То напор был слишком слабым, то вода — 
холодная или, наоборот, горячая. В ванной Мигель снова разгневался: «Черт 
вас всех побери! ..! ..! ..! надоело, ненавижу, гады, гады, вонючий 
городишко! ..!» Со злостью он ударил по стене, ударил еще раз, потом разбил 
кусок мыла о пол со словами: «А тебе чего, вонючий кусок?» — и погрузился 
в теплую воду с головой.  
     Он не дышал около минуты. 
     После Мигелито уставился в одну точку. В таком положении он сидел 
довольно долго, пока слеза не затекла ему в рот. Он встал, мокрый и голый, 
направился на кухню, ему захотелось сделать что-нибудь такое, чего он 
никогда не делал, например, устроить в квартире бардак, или пойти на улицу 
и дать по голове наглому менту трубой, или, наоборот, дать по голове 
ненаглому. В общем, в его душе зародилась искорка ужасно тонкого склада 
и характера. У него появилась мечта. 
     И теперь ему в рот снова начали обильно затекать слезы. Но это были 
не слезы отчаяния, это были слезы счастья. Мигель зарыдал от накатившей 
волны чувства, его прямо подбросило в самое небо. Перед ним открылись 
необозримые просторы его новой жизни, в которой можно так просто поменять 
столько всего, например взять к чертовой матери и не смотреть телевизор. 
Взять и показать всему жестокому, бессмысленному, спящему миру огромный 
средний палец. 
     Показать так, чтобы никто не увидел, но понял, что Мигелито уже 
совсем не тот.